Интервью писателя журналу “Москва”

Александр Лапин — писатель и журналист, автор известного романа-эпопеи «Русский крест», повествующего о судьбе поколения, на долю которого выпало сформироваться на исходе советской эпохи, а потом принять на свои плечи всю тяжесть бурных перемен и потрясений конца XX века. Недавно вышла его новая книга — роман «Суперхан».

Почему вы выбрали для своего романа такое, ни на что не похожее, название?

Во-первых, я много лет работал журналистом и знаю, что хорошее, емкое название статьи или книги всегда идет на пользу. А во-вторых, оно наиболее точно отражает положение дел, которое герой видит, возвращаясь в Казахстан в места своей молодости. Кстати, у меня в романе «Святые грешники» одна часть называется «Суперхан». Я сомневался, следует ли выносить это название, раз уже где-то мелькало, но потом понял, что оно самое правильное.

Ваше журналистское прошлое сказывается в романах? И как именно?

Журналистика мне очень помогала в работе над романами. Чтобы писать большие серьезные книги, нужен жизненный опыт, знание многих сфер жизни. Я считаю, что писателю вообще полезно пройти через журналистику. Мой главный герой — тоже журналист. Почему я выбрал для него именно такую профессию? Я хотел, чтобы в моих книгах были представлены различные жизненные срезы, разные слои общества. Кроме людей, которые статичны в своем социальном слое, своей страте, мне требовался герой, который мог бы активно перемещаться, видеть разные события, учитывать различные точки зрения. Сегодня он пишет о нефтепромыслах, завтра о рэкете и организованной преступности, послезавтра о коррупции. Нужен был герой-исследователь!.. У меня в «Русском кресте» есть эпизод, когда герои едут на сессию ОБСЕ. И кого я туда пошлю? Один у меня стал дипломатом, через него я показал эту ситуацию, а второй? Ни военного не пошлешь, ни монаха, ни любителя природы. А вот журналиста — можно.

Недостаток многих молодых писателей — они не знают самой жизни, каковы ее «механизмы», как человек себя ведет в тех или иных обстоятельствах. Поэтому они пишут о своем узеньком мирке — я вот родился, крестился, женился и ничего больше не видел кроме компьютера. Или пишут фэнтези — я вот придумал такую страну, чтобы ни за что не отвечать. Я считаю, что хорошему писателю надо пройти через журналистику.

В романе «Суперхан» главный герой говорит: «Наша жизнь стоит того, чтобы о ней рассказать. Ведь жили в такое время, которое бывает раз в несколько тысячелетий». Эти слова передают и отношение автора к современности?

Конечно. Я всегда говорил и говорю, что мы жили в уникальное время, быть может, тогда даже не осознавая этого. Это было время, когда происходили великие события, — распад огромной империи — крушение СССР, потом смена общественного строя, появление новой элиты. Плюс возвращение религиозной составляющей в нашу жизнь, возрождение православия, религиозный подъем. Такие вещи творились только более чем тысячелетие назад при распаде Римской империи. И вот в наши дни произошли подобные события, о которых я в романе и пишу. Удивительны и перемены людских судеб: физик становится сотрудником спецслужб, потом идет в монахи; монтажник — журналистом, а потом предпринимателем. Все герои прошли огромную трансформацию. При этом внутренне остались собой. У моих героев есть стержень.

Бывает ли так, что изначальный авторский замысел и логика развития персонажа вступают в противоречие? И чему вы в таком случае отдаете предпочтение?

В большом романе замысел сам собой не является. Я вот сейчас работаю над романом о Берии. Первоначальный замысел был такой: «Берия — творец атомной бомбы». Потом подыскивается сюжет, чтобы он был не слишком тривиальный. И, казалось бы, все, на этом замысел мой готов. Но это слишком узко, мне самому неинтересно. Тогда начинается процесс некоего созревания замысла, обрастания его «мясом» Потому что кроме фабулы, должна же еще быть интересная фактура. И тогда роман становится более обширным во времени и пространстве. А с этим и герои его приходят в движение. Замысел не статичен, поэтому и характеры персонажей не вступают в противоречие с ним.

Как, с течением времени, изменился ваш писательский стиль и приоритеты — от самого первого романа к нынешнему?

Если автор любит людей, жизнь, то книга всегда легко читается. Я, когда помоложе был, выписывал тщательно красивые детали — как бабочка летит, как божья коровка ползет. Это было хорошо и радостно. Но время шло, восприятие менялось, а главное — менялись читатели. И мне пришлось в какой-то степени отказаться от этого, начать писать суше. Два-три штриха и все. Иногда я чувствую, что нахожусь в определенном недоумении, кажется, что раньше я писал лучше, живописнее. Но сейчас темп стал другим, и поэтому изменился стиль.

Что вам дал опыт переживания эпидемии?

Главное — понимание, что никогда не надо впадать в панику. Я постарался это время использовать с какой-то пользой для себя. Есть только одна проблема — я уже почти год, практически, не могу полноценно заниматься своим самым любимым делом. Я очень люблю встречаться с людьми, узнавать от них что-то новое, куда-то ехать, видеть, записывать. Мне не хватает впечатлений! Конечно, я работаю, пишу, но в целом это тяжелый опыт.

Будут ли впредь, в России читать романы, и как, по-вашему, станет меняться эта литературная форма?

Происходит процесс дифференциации читателей. Кто-то будет читать романы. Кто-то будет смотреть кино. А кто-то будет копаться в интернете, словно в мусорном баке. Люди мыслящие всегда будут задавать себе вопросы — «зачем я живу?». Всегда будут читать, другое дело, сколько будет читающих. В традициях классики, и не только нашей, но и зарубежной, всегда были романы, по которым можно было проследить судьбу не только одного героя, но и целых поколений. У нас сейчас некоторые лукавят, говоря, что большой многотомный роман сегодня невозможен, никто его читать не будет. Будут читать! Как показывает опыт «Русского креста», и читают, и отклики идут. Мне представляется более важным разговор, даже не как изменится роман, а какими будут читатели и писатели.

Люди изначально сидели у костра и рассказывали друг другу истории о воинах и героях. Потом появились профессиональные сказители, стали собирать и записывать. Тема Трои до сих пор воспринимается, на этот сюжет снимают фильмы, и никто не говорить, что «Илиада» и «Одиссея» — это не актуально. Поэтому романы будут. Конечно, какие-то современные скандальные авторы будут забыты. А Лев Николаевич Толстой, к примеру, останется.

Беседовал Алекс Громов